Ксения Собчак — самая яркая, самая спорная и оттого самая интересная ролевая модель для девушек от Калининграда до Владивостока.Журналисты выяснили, что она хотела бы поменять в их жизнях, да и в своей собственной.

— Уже девять вечера, расскажешь, как прошел день?

— Вчера отработала свадьбу на Лазурном Берегу, села на рейс Ницца–Париж–Москва, по прилете сразу записала программу «Фабрики звезд» на «Муз-ТВ», а оттуда отправилась в ночи к Яне Рудковской — ее и Женю важно было поддержать. Ну, мы с тобой там виделись на венчании. И вот мы снова встретились на очередной свадьбе, которую я веду. Зато сегодня успела поспать и провести время с сыном.

— Поиграть с сыном — главный приоритет?

— Сейчас да. Вообще до рождения Платона мой тайм-менеджмент подразумевал максимальные скорости. Я не думала, что можно впихнуть в свое расписание что-то еще. Оказалось — можно.

— Но сложно.

— Очень. Особенно в последние месяцы беременности. Гормональная перестройка идет. Становишься сама не своя. Но я вообще изменилась, и да — полюбила детей. Правда, пока только мальчиков, и строго определенного возраста. Я стала заглядывать в коляски, спрашивать: «Кто это у нас? Сколько лет?» А я ведь всегда ненавидела тех, кто так делает. И до сих пор ненавижу.

— Мамиными советами пользуешься?

— Скорее, стараюсь не совершать ошибок, которые совершала она. Потому что мама меня, разумеется, очень любила, но по-своему. Она сейчас, например, стоит Платону упасть, сразу охает. И этим пугает ребенка. Я такие мелочи хорошо знаю, потому что постоянно читаю о воспитании.

— Ты еще читать успеваешь?

— Я вообще очень много читаю, в перелетах время есть. Сейчас читаю книжку Зыгаря, Гиппенрейтер читаю, еще отличную книгу Афанасьева про воспитание мальчиков.

— А как же художественная литература?

— Ну вот не так давно мне очень понравилась «Зулейха открывает глаза», даже без слез не обошлось.

— В кино тоже плачешь?

— Да, но мы же с тобой постоянно на светских премьерах встречаемся, и давно не было хороших фильмов. Разве что вот «Заложники» и «Аритмия».

— Ты еще в инстаграме цитировала «Маленькую жизнь» Янагихары про невозможность встретить в одном человеке все нужные тебе качества. Сколько нужных тебе качеств в твоем муже Максиме?

— Все нужные мне человеческие качества в нем есть!

— И много времени у тебя ушло на то, чтобы это понять? Вы же давно знакомы.

— Нет! Мы познакомились за три месяца до свадьбы. Я, конечно, знала о его существовании, но не больше. А потом он пришел на мою передачу «Госдеп» на «Дожде», и мне очень понравилось, что он говорил и как он это говорил. Так-то актеры вообще не моя история, но Максим совсем другой: он скромный и совершенно не эгоцентричный.

— То есть твоя полная противоположность?

— На самом деле у нас много общего! Прежде всего общий бэкграунд: мы выросли в похожих семьях, в одной культуре. Это невозможно переоценить. У нас общие интересы: лучший отдых для нас — вместе сходить в театр, в кино, почитать друг другу вслух книгу. Поспорить о литературе — а мы чаще о ней спорим, чем соглашаемся.

— Ты же зарабатываешь очевидно больше Максима. Это никогда не напрягало его или тебя?

— Во-первых, самого Максима деньги вообще не волнуют. Он обеспечивает себя, образование своих детей, и он никогда бы не дал мне заплатить за себя в ресторане. Но у него нет тяги к роскоши, спортивным машинам, дорогим часам. Ну а я, не буду врать, долго жила с установкой, что мужчина должен обеспечивать меня и дарить дорогие подарки. Не потому, что я была меркантильной, а потому что считала, что я такая офигенная и это нужно ценить. Но потом я поняла, что мужчинам с большими деньгами я — амбициозная, самостоятельная, творческая — не нужна. Им нужен кто-то, кто готов под них подстраиваться, жертвовать своей карьерой. Получается, если мне нужен богатый мужчина, мне нужно измениться. А это не то, чего я хочу.

— Ну, большинству женщин тем не менее зарабатывать деньги сложнее, чем мужчинам.

— И дело не только в разнице зарплат — до 30 процентов. Мужчины хотят работать с мужчинами. При абсолютно одинаковых резюме их шансы получить работу оказываются в два раза выше.

— И будто бы никого это особо не волнует.

— Меня особенно ужасает, что в стране даже нет запроса на равенство полов. В то время как в Америке после победы Трампа внезапно осознали, что права женщин снова надо отстаивать, у нас о них даже не задумываются.

— Почему?

— Я думаю, как раз потому, что у нас не хватает и всех остальных свобод: свободы слова, свободы выборов, — так что идея равенства полов отходит куда-то на пятый план. Получается, что мы просто еще не доросли.

— Ты когда выходила за эти свободы на Болотную площадь, думала о том, что это начало политической карьеры?

— Вообще нет. Я выходила просто потому, что остро чувствовала несправедливость. У меня это ощущение с детства обостренное.

— Справедливость в отношении женщин можно восстановить квотами?

— Я принципиально против квотирования. Это какая-то советская разнарядка получится: пять ткачих в депутаты, семь доярок. Я считаю, что только образование и работа над отношением к женщине в обществе помогут изменить ситуацию. Для начала было бы неплохо объяснить всем, что феминизм — это не про небритые подмышки и не про то, что «мужика нет», а про равные права.

— Но насколько женщины способны объединяться и совместно работать, в том числе для достижения своих прав?

— Ну конечно, женщины способны отлично работать вместе. Вот моя редакция — в основном женский коллектив, и мы отлично работаем и договариваемся друг с другом. Я на работе вообще не делю по половому признаку людей.

— Как ты вообще пришла к этой работе? Все-таки ты долго считала себя телеведущей, а не журналистом.

— Это началось с GQ. У нас был проект, в котором мы с Ксенией Соколовой вдвоем делали интервью. У нее я и училась быть журналистом. И у нас сложился отличный профессиональный тандем. Днем я снималась в Доме 2, а вечером ехала брать интервью у Рамзана Кадырова. И так продолжалось пять лет, и это здорово меня затянуло.

— В Дом 2 тебя и вовсе затянуло лет на десять. Не жалеешь о потерянном времени?

— Не стоит видеть в Доме 2 какой-то бесчеловечный эксперимент над людьми. Это, скорее, симбиоз эксгибиционистов с вуайеристами. Там не происходит ничего, чего не происходило бы в обычной жизни. Отсюда и рейтинги: людям нравится узнавать себя и понимать, что в их жизни до такого треша все-таки не доходит. «Я, конечно, мужа сковородкой луплю, но не по яйцам же!».

— Скажи мне теперь уже как потенциальный кандидат на самый высокий в стране пост: ты не думаешь, что твое прошлое в шоу-бизнесе тебе повредит?

— Кому-то, может, и повредило бы, а мне, я думаю, поможет. Просто я именно такой человек — как торт «Муравейник». Много разных слоев, но в итоге я один торт. Я общаюсь с разными людьми, мне все интересно, я хочу все знать, во всем участвовать, каждую секунду учиться — из этого состоит моя жизнь.

— В области стиля ты уже и сама можешь преподавать. Скажи, кстати, в чем тебе комфортнее: в минималистичных образах Терехова или в оверсайз-худи от Демны или Рубчинского?

— Знаешь, я все жду, когда эта мода на оверсайз пройдет. Это все весело и прикольно. Но я лучше всего себя чувствую строгой учительницей: в вещах от Вики Газинской или Céline. Правда, иногда не могу устоять и влезаю в девчоночьи платья Ульяны Сергеенко.

— Объясни напоследок, ты разрушитель или созидатель?

— Ой, какая отличная концовка, я же много йогой занимаюсь, и мой мастер — шиваистка. Шива — это бог разрушения, но это разрушение, неотделимое от созидания. Я человек, далекий от любой религии, но это именно тот образ, который мне очень близок. Иногда невозможно построить, не разрушив.